Поживём-увидим,доживём-узнаем,выживем-учтём... .
14.09.2011 в 03:26
Пишет madam Kara:Тетрадь в однотонной обложке
Тетрадь в однотонной обложке
Автор: madam Kara
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: м/м
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Драма, POV, Романтика, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, Смерть персонажа
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание:
Два человека. Два мира. Две судьбы.
Каждый имеет право на любовь?
Каждый имеет право на ошибку?
А что такое – любить?
И что такое – прощать?
Каждый отвечает сам. А что, если ответ неверный?
ПосвящениеПосвящается моему хорошему другу, моей музе, пинателю и вдохновителю
) Mr Abomination, спасибо тебе, что ты раскрасил мою жизнь))
Публикация на других ресурсахГерои принадлежат мне и только мне.
Любые публикации категорически запрещены.
Примечания автора:
Отдельное спасибо Мистеру за коллаж с героями:
i077.radikal.ru/1109/51/cb65be651a30.jpg
Рассказ был написан за день внезапным приливом вдохновения, как очередная зарисовка про любовь…
странную, бессмысленную и беспощадную.
читать
Тетрадь в однотонной обложке
Он встал на пороге и осмотрелся. Не был здесь уже давно, но всё оставалось, как он помнил. Маленькая комната, можно даже сказать, крохотная, но в ней было тепло и по-домашнему уютно. Жёлтые обои с голубыми и нежно-сиреневыми бабочками, стол из светлого дерева с лампой в виде играющего котёнка, и везде: на книжных полках, на узеньком кресле-кровати, на полу — фотографии в ярких, вручную раскрашенных рамках и мягкие игрушки. Такая комната никак не могла принадлежать своему хозяину — девятнадцатилетнему парню-студенту технического университета. Но, тем не менее, это была его комната и очень ему подходила.
Сейчас, в отсутствие хозяина, комната казалась не такой солнечной, как обычно, а стоявшая вокруг тишина была не уютной, а тревожной, вопросительной.
Он подошёл к столу, зачем-то провёл рукой по гладкой светлой столешнице, включил лампу. Пластмассовый котёнок радостно засветился, приветствуя. Сев на шаткий табурет, потянулся рукой к нижнему ящику стола, доставая оттуда простую толстую тетрадь в однотонной обложке без рисунка. Он всегда знал, что она лежит там, но никогда не позволял себе в неё заглядывать, да и неинтересно ему было. Но сейчас откуда-то рождалась уверенность, что он не только имеет на это право, но и поступает абсолютно правильно. Он вздохнул, открыл тетрадь и начал читать:
* * *
Сегодня первый раз был в клубе. Интересно, но очень шумно и много народа. Поэтому не очень понравилось. Зато встретил Его. Такой красивый и так здорово танцует — глаз не оторвать. Кажется, все Его знают. Надо будет осторожно порасспрашивать.
* * *
На занятиях болтал с Троем. Хм… забавно, что даже преподаватели называют его этой кличкой. Имя не знают или не помнят, но скажи: «Трой» — и пол-универа дружно заулыбается. А остальная половина нахмурится, потому что в очередной раз попалась на его шуточки. Но никто не обижается, Трой — душа университета, вечный шутник и заводила, всё и всех знает, всё может. И мне кажется, что он выбрал меня своим другом. Я рад.
* * *
Болтали с Троем во дворе. Видел Его. Хмурый, брёл прямо по лужам в одном из этих своих странных комбинезонов. Жуткого болотного цвета, задница в нём казалась отвислой, ноги короткими, грудь впалой, да ещё и футболка «ушами» вылезала по бокам. Ужас какой-то. Но Ему почему-то шло…
Пользуясь случаем, спросил про него у Троя. Друг сморщился и посоветовал не связываться. Оказывается, Он — сынок богатенького папочки, отбившийся от рук, выгнанный из-за этого из дома, наркоман, да ещё и местная шлюха. Не верю. Есть в нём что-то, но разве шлюхи бывают такими?
* * *
Ночью был приступ. Плюс — быстро купировал, даже испугаться не успел. Минус — лекарства заканчиваются, опять надо к врачу. Надоело. Ну почему, почему у меня всё не как у людей?
* * *
Бывают. Шлюхи бывают разными. А Этот…
Был с Троем в клубе, ему там приглянулась одна. Красивая. Ну, я пожелал другу удачи, а сам решил свалить. Мешать Трою не хотел, а одному в клубе делать нечего, неинтересно…
Перед уходом зашёл в туалет. Вот честное слово, лучше бы я этого не делал. Это же не туалет, это клоака! Вонь режет глаза, грязь, кругом лужи понятного и не очень происхождения, стены расписаны похабщиной, на одной красно-коричневые разводы подсыхающей крови… И вот в таком месте, в своих тонких тряпочных, насквозь промокших кедах, прямо посреди очередной лужи, стоял Он. Согнувшись, со спущенными штанами, мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, рот широко открыт, глаза закачены почти под лоб… И в этот распахнутый рот, и между бесстыже раздвинутых ягодиц Его грубо имели два мужика явно старше его, такие же мокрые от пота, с мутными глазами, явно обдолбанные, как и Он, до полной невменяемости.
На меня и ещё парочку мужчин трио не обратило никакого внимания. Мне поплохело, я вылетел оттуда, как ошпаренный, чувствуя, как горят щёки, и зная, что эта картина ещё долго будет меня преследовать.
* * *
Ездили гулять. У Троя и его девушки всё хорошо. Это не та, из клуба, другая. Трой учится с ней в одной группе. Они так здорово смотрятся вместе…
С нами за городом были ещё две девушки и четверо парней из университета. Было весело, только, кажется, парням не очень понравилось, что я гей. Нет, мне ничего не сказали, но весь вечер сторонились. А вот девушки, наоборот, весь вечер липли с дурацкими вопросами и хихикали. Я даже от них устал.
Трой, посмотрев на меня, тихо пообещал, что больше их не позовёт. Мне было очень приятно, ради меня никто так раньше не поступал, но и немного страшно — не хочу, чтобы Трой из-за меня с кем-то ссорился.
* * *
Зачёты. Устал… и очень болит сердце. У врача был. Ничего утешительного — прописали новое лекарство, посмотрел в интернете — очень сильное. Всё так плохо? Мне всего девятнадцать… Я не хочу умирать! Почему всё так глупо и страшно?! Так, только не плакать. Нельзя! Пойду, чаю, что ли, попью…
* * *
Лекарство помогло. Чувствую себя совсем здоровым, и это так классно — уже месяц без единого приступа. Может, так я даже доживу до операции.
Он — как наваждение. Попадался мне на глаза просто везде. По случаю прохладной погоды сменил кеды на тяжёлые ботинки с кучей пряжек, а с боков комбинезона теперь торчит не только футболка, но и края толстовки.
Примечательно то, что при всём его неряшливом виде и кошмарном образе жизни, его одежда и обувь всегда чистые, а сам он выбрит, приятно пахнет, да и волосы, хоть и торчат во все стороны, выглядят ухоженными.
Но Он — просто шлюха мужского рода. Хотя, видя как он подставляется, мужиком его назвать сложно. Нет слов: за месяц только я сам раз шесть заставал Его в самых неподходящих местах с разными парнями и мужчинами то отсасывающим, то подставляющим тощий зад. Но и помимо моих наблюдений, слухов о нём ходит превеликое множество.
Как бы это не звучало, но он — просто шлюшка, давалка… Я ненавижу таких, как Он. Тогда почему я постоянно о нём думаю?!
* * *
Боже мой! У меня даже дрожат руки. Что я наделал?!
Нет, не могу. Надо успокоиться, напишу завтра…
Нет, всё-таки сегодня. Впечатления такие, что просто не могу держать это в себе!
Опять были в клубе, последний раз в этом месяце, ну, по крайней мере, я. Экзамены уже на носу, скоро пойдёт зачётная неделя, чую, будет не до развлечений. Чувствовал себя просто отлично, даже решился потанцевать. Правда, сначала расстроился, что Трой ушёл рано, но его девушка устроила им романтический вечер, так что друг пошёл наслаждаться, а я… я остался.
Первый раз за много времени мне было так хорошо даже одному, что я веселился от души, и даже чуть было не пропустил Его появление. А посмотреть там было на что. Вместо любимого комбеза, специально для клуба, Он натянул, не иначе, с мылом, жутко узкие джинсы с настолько заниженным поясом, что даже его почти плоская попа наполовину из них вылезала. На плечах, как на вешалке, болтался явно женский свитер с одним рукавом. Вместо второго была узкая лямка, спадающая с худющего плеча. На бледном лице абсолютно дико смотрелись вымазанные кое-как чёрной подводкой глаза, а весь этот странный прикид довершали его огромные сапоги, вообще никак не сочетаясь с одеждой.
Расхлябанные движения и стеклянный взгляд выдавали, что Он уже вконец обдолбан и мало что соображает. Но даже в таком состоянии его пластика потрясала. Узкая, какая-то хрупкая талия, не по-мужски широкие бёдра двигались под музыку быстрыми, но плавными и чувственными движениями. Только сейчас, наверно, я понял, что находили в этом распутном некрасивом парне его партнёры. Вот такой, обдолбанный, полураздетый, развратный — Он вызывал у меня только одно желание — врываться между этих потрескавшихся от постоянных отсосов губ или натянуть на уже болезненно ноющий член эту плоскую полуголую задницу и трахать, трахать и трахать до полного умопомрачения у обоих. Пишу и понимаю, что, наверно, сошёл с ума, потому что иначе я ничем свои действия объяснить не могу. Он пил мартини прямо из горлышка бутылки, кем-то любезно подсунутой, глаза его были закрыты, а по губам, подбородку, напряжённой шее текли прозрачные сладкие струйки. Он то жадно отхлёбывал, не прекращая извиваться под музыку, то размахивал уже полупустой бутылкой над головой, повинуясь жёсткому ритму. И был безумно сексуален для меня такой. Я не отрываясь смотрел на него, впитывая каждый жест, каждое движение, а потом, решившись, подошёл к бару, сделал заказ и с ним протолкался сквозь толпу к Нему.
Встав напротив, протянул ему вторую бутылку с мартини. Он глянул на меня расфокусированным взглядом, пьяно усмехнулся, взял и погладил кулаком с зажатой в нём бутылкой мою щёку:
— Чего надо?
Я осторожно провёл ладонями по его груди.
— Тебя…
— Ну, возьми… — заржал Он и потянулся ртом ко мне, как за поцелуем. И когда я уже чувствовал на своих губах его дыхание, Он снова засмеялся и на нас сверху по волосам, по лицу потекло чёртово мартини. Этот идиот опрокинул на нас обе бутылки… Я только успел зажмуриться, а потом, не думая, заставляя себя забыть, не думать о том, что регулярно бывает в его рту, прижался к его губам своими. Да, я псих! Ведь в ту минуту в моей голове не было ни единой мысли, я просто наслаждался вкусом сладких и липких губ той грязной шлюхи, которого до этого презирал, стоя у всех на виду в центре танцпола в луже алкоголя — и был счастлив.
— А ты забавный… — пробормотал Он мне в рот, когда я остановился на миг, чтобы перевести дыхание. — пойдём-ка…
Он потащил меня за руку в сторону туалетов, а я реально испугался. О, нет! Ни. За. Что. Перекрикивая музыку, я попытался доораться до него, объясняя, что в этот гадюшник ни за что не сунусь. Он сплюнул:
— Откуда ж ты такой чистенький взялся на мою голову? Ай, ладно.
Через какую-то подсобку и грязный коридор Он за руку протащил меня до заднего выхода, сдвинул засов, и мы оба буквально вывалились на улицу. Там у двери и остались.
Клуб окружали редкие жалкие кустики да пара деревьев, но в темноте нам было похрену, что нас может кто-то заметить. Когда его лицо было так близко, я видел, как от мартини его подводка на глазах потекла, превращая лицо в гротескную маску, но таким Он ещё больше мне нравился. Сам себе удивляясь, я, как одержимый, облизывал его губы, это лицо, путаясь пальцами в слипшихся прядях Его волос. Я тёрся об него всем телом, вжимая его спиной в стену и понемногу сходя с ума. Я мял и гладил Его везде, забираясь жадными пальцами под дурацкий свитер, а чужие пальцы уже пробрались в мою ширинку, поглаживая вставший член. В горле пересохло, я хотел его здесь и сейчас, немедленно, только вот что-то, какая-то неправильность в происходящем царапала сознание, не давая расслабиться полностью. Я понял, в чём дело, когда с трудом расстегнул его джинсики. Он был не возбуждён. Совсем. Да, он лизался со мной как психованный, он лез ко мне в штаны, и я в любой момент мог его трахнуть. Но Он меня не хотел, а просто давал воспользоваться своим телом.
Память услужливо подкинула несколько порнографических сценок с Его участием — ни на одной из них он возбуждён не был. Ни с кем. Я чуть не взвыл от непонимания: зачем? Зачем Он позволяет кому угодно себя трахать, если вообще не получает от этого никакого удовольствия?! В чём смысл? Но, чёрт возьми, пусть он просто шлюха, пусть привык к такому обращению, но Я себя перестал бы уважать, если моему партнёру со мной было плохо. Поэтому я, именно Я снова стал зацеловывать его губы, его тело… Я встал перед ним на колени, взяв его член в рот.
— Да ты охренел?! Придурок! — рявкнул Он, пытаясь меня отпихнуть. — Я тебе не целка, нехрен тут хернёй страдать. Давай, трахни меня по-быстрому, ты же этого хотел? И дуй домой, в постельку — чистеньким мальчикам нечего делать на улице так поздно.
Он говорил ещё что-то, но я, не слушая и не давая себя оттолкнуть, вспоминал всё искусство хорошего минета, просто заставляя его член потихоньку подниматься. И когда мягкая безвольная «тряпочка» превратилась в полноценный стояк, а у Него вырвался первый стон удовольствия, я был абсолютно доволен. И позволил себе развернуть его задницей, только когда Он окончательно «поплыл» от приятных ощущений.
Чёрт… даже сейчас, вспоминая, у меня встал. Стыдно… Но тогда мне было не стыдно, а только невероятно хорошо. Его задница была растрахана настолько, что ни в какой подготовке, конечно, не нуждалась, но вот отсутствие смазки меня на секунду смутило. Впрочем, Он так активно раздвинул руками ягодицы и так матерился, просто упрашивая меня не издеваться, а трахнуть наконец, что его такая мелочь явно не парила. Для очистки совести я всё-таки сплюнул пару раз и по такой импровизированной смазке легко вошёл в его тело. Смешно, но то ли я перевозбудился, то ли нервы сыграли со мной злую шутку, но кончить мне никак не удавалось. Он уже загнанно дышал, пот лил с него градом, он даже успел кончить и просто изредка хрипло постанывал, морщась от особенно сильных толчков. С таким трудом вызванное у него удовольствие уже ушло, я только делалЕмубольно, а так я не хотел, и поэтому развернул его и по-новой начал отсасывать, помогая вновь возбудиться. Он опирался на стену, запрокинув голову, и матерился сквозь зубы, но препятствовать не пытался. Я, словно не в себе, чуть ли не пытками заставил его член вновь подняться, а затем буквально сцарапал с его дрожащей ноги облепившую её джинсину и ботинок и, прижав Его собой к стене плотнее и задрав эту голую тощую ногу повыше, вновь вошёл в покорное тело. Это была какая-то одержимость, я буквально размазывал Его по стене, впечатываясь в него с размаху. Просунув между нашими телами руку, я дрочил горячий влажный член, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как от кайфа, от своих собственных стонов, от жуткого обезвоживания из-за наркоты, он попросту «улетал». Меня тащило от этого расфокусированного взгляда, от его дыхания, со свистом вылетающего из пересохших губ, и я смачивал их своей слюной, проводя по ним языком, зализывая эти ранки и трещинки. И когда Он, немыслимо выгнувшись в моих руках, кончил во второй раз, то от этого низкого, почти животного стона и закатившихся глаз меня, наконец, вынесло следом.
От дикой усталости и напряжения руки и ноги напоминали желе, но Ему было явно хуже. Поэтому, оставив этот сипящий полутруп на траве, я кое-как вполз обратно в клуб, застёгиваясь на ходу. Чудом добрёл до бара и потребовал две бутылки воды. Тут же выхлебав половину, побрёл обратно. Всю оставшуюся воду пришлось влить в Него. Он жадно напился, и, обозвав меня «грёбанным членороботом», отрубился окончательно. Наркота и секс сделали своё чёрное дело.
Подивившись его фантазии, и понимая, что врождённое человеколюбие не позволит оставить беспомощного торчка так, я с трудом отволок Его к себе. И вот сейчас он мило спит в моей постели, всё в том же грязном свитере и без штанов (я так и не смог натянуть их обратно, и, радуясь, что темно, волок Его домой полуголым), а я с ужасом думаю о том, что ждёт меня утром и пишу эти строки.
* * *
Две недели провёл в больнице. Никто не пришёл, даже Трой. Нет, друг хотя бы позвонил, но у него зачёты, романтика и любовь, тут не до меня, я понимаю… Самое смешное, что я так и не узнал, что скажет мне Он утром — ночью от нервной и физической нагрузки снова был приступ, и я так и уехал в больницу, оставив Его спокойно спать. Трой обещал заглянуть, проверить, всё ли в порядке, но заходил или нет — не знаю.
Хотя в квартире всё хорошо, порядок, и даже кровать аккуратно заправлена. Всё на местах, ничего не тронуто — Он оказался вполне приличным парнем.
Ладно, завтра в универ, пойду спать…
* * *
Трой, балбес, не рассчитал и устроил в универе переполох. В этот раз шутка оказалась неудачной. Бывает, конечно, но теперь Троя отстранили от занятий на неделю. Так жаль — без него скучно.
Видел Его — он меня даже не узнал. Похоже, что был так обдолбан тогда, что и не помнит, с кем трахался. Ну, или Ему всё равно…
Уже месяц почти прошёл, а я… Я не могу его забыть. Боже, помоги мне не наделать глупостей!
* * *
Я — идиот!
Я подошёл к Нему и предложил встречаться. Как он ржал…
А потом сказал, что ни с кем по два раза не трахается и ушёл. И ведь вроде мне должно быть обидно, что меня отшили, а я радовался, как идиот.
Он меня помнит!
* * *
Троя всё ещё нет, а я, пользуясь тем, что мне разрешили сдать пропущенные зачёты позже, продолжаю делать глупости.
Он сделал себе пирсинг. А я смотрю на его проколотую бровь, переносицу и губы, вспоминаю ощущение его тела в моих руках и эти закатившиеся от кайфа глаза — и хочу Его. Хочу, как никогда и никого. Хочу не просто трахнуть — сделать своим, только своим. Постоянно слежу за ним, а Он, видя это, похабно улыбается и трахается со всеми подряд на моих глазах. Словно назло. А мне почти не обидно. Назло — значит, видит, выделяет меня из толпы. Значит, у меня есть шанс.
* * *
Вернулся Трой. Вставил мне на место мозги, только вот, похоже, уже поздно. Я уже успел влюбиться. Я действительно люблю Его. Люблю этого развратного беспринципного парня, и мне всё равно, что уже весь университет из-за этого надо мной потешается. Он растрепал, думал, я обижусь, отступлюсь…
Ну уж нет. Ему плохо и одиноко одному. Такому. Не от хорошей жизни он подставляется под каждого, кто попросит. Ну, да, я, наверно, идеалист, и всё не совсем так, но мне правда хочется, чтобы Ему было хорошо.
* * *
Зачёты. Экзамены. Холодно.
Без лекарств уже никуда. Безуспешно борюсь с депрессией, устал…
От всего устал. Не хочу бороться, не хочу жить…
Застал Его за очередным минетом. Он хитро и нагло косился на меня, демонстративно облизываясь. Мне даже кажется, что Он знает расписание всех моих пар и подгадывает специально, чтобы попасться мне на глаза. Я отвернулся, а этот, с губами, блестящими от чужой спермы, подошёл ко мне и встал напротив:
— Что, любишь меня?
Я как-то безразлично пожал плечами:
— Люблю…
— И вот такого любишь?
— И такого…
Глянцевые губы сложились в ехидную усмешку:
— Что ж ты тогда стоишь? Вот же он я. Может, поцелуешь любимого? Такого?
Рядом с нами стало тихо. Так тихо, что слышно было только грохот моего сердца, отдававшийся в ушах.
А Ты ждал… С сумасшедшими глазами ждал, что я, такой «чистенький», тебя оттолкну. Как и все, откажусь от тебя. Ты сам считал себя «грязным» и бросал мне этим вызов, не понимая одного — для меня Ты никогда грязным не был. Я действительно любил тебя. Любого. И если Ты мог без брезгливости и отвращения ощущать чужой вкус на своих губах, то почему я не могу?
— Люблю тебя… — шепнул перед тем, как накрыть его губы своими. Общий вздох прокатился по длинному коридору, кто-то громко выкрикнул: «Фу-у!».
А мне было всё равно. Я целовал этот горячий нежный рот, ласково обнимая податливое от изумления тело. А потом Он пришёл в себя, оттолкнул меня и сбежал.
Вездесущий Трой сказал, что видел, как Он плакал под лестницей. Не верю: никто и никогда не видел Его плачущим.
Только благодаря поддержке Троя изгоем я не стал. На меня косились, конечно, но не игнорировали и не задирали.
А Он… Его больше нет для меня. Нигде. На занятия он ходит, но не на все и не регулярно, и больше вообще не попадается мне на глаза. Я же говорил, что Он знает моё расписание…
* * *
Экзамены сдал. Чудом, не иначе… Голова вместо знаний забита только мыслями о Нём. Несмотря на лекарства, сердце болит всё чаще. И смысл их принимать?
* * *
Чуть не плачу. От счастья.
Трой пригласил на каникулы к нему в гости. Как хорошо, что я не поехал!!
Он пришёл. Сам. Вообще, эта неделя счастливейшая в моей жизни. Всю неделю без лекарств, а сердце — как часы. Это от радости. Наверняка.
Два дня вообще не выпускал Его из рук и кровати. На его и так синюшной коже видны все вены, под глазами чёрные круги, губы потрескавшиеся, тело в синяках от засосов… Чувствую себя монстром. Но Он для меня и такой самый красивый.
Потом мы гуляли, отдыхали, снова трахались как одержимые. Хотя почему «как»? Я и есть одержимый. Одержим Им. Не отпущу. Теперь — ни за что.
P.S.
Новый год провели вместе. Может, у нас и вправду всё будет хорошо?
* * *
Больно… Как же мне больно! Он пропал. Два дня уже ни слуху, ни духу. Искал везде, но никто Его не видел и ничего не знает. Реву.
Неужели не вернётся?
* * *
Его не было три дня. Спасибо Трою, что был рядом, не дал умереть, причём в самом прямом смысле, от беспокойства.
Он вернулся на четвёртый, затраханный, до беспамятства обдолбанный и чуть ли не с порога трахнул меня. Жёстко и насухую. Болит адски. Больно не то что сидеть или стоять — дышать. Свой первый раз я представлял себе не так. И болеутоляющее нельзя — не сочетается с сердечным.
* * *
Наркота Его убивает. Он, с передозом, в больницу, я, переволновавшись, туда же. Его прокапали, сделали чистку крови. Мне — очередная доза убойных сердечно-сосудистых и категорический запрет волноваться. А как с ним иначе?
* * *
У Троя и Него день рождения в один день. Трой нас пригласил, но Он не согласен. Он вообще хочет уехать. Один. Куда — не говорит. Я волнуюсь.
* * *
Был у Троя, помогал готовить вечеринку. Он — сбежал без объяснений, неизвестно куда. Плакать нельзя — стало плохо. Лекарство помогло, но пришлось перепуганному Трою рассказать о болезни. Он и так уже удивляется, что я часто болею.
Вечеринка шикарная. Был, без преувеличения, весь универ. Веселье било ключом, даже тревога за Него на время отпустила.
* * *
Зачёты не сдал — учиться не мог. Он приехал, но ко мне даже не подошёл. Поймал Его в университете, услышал в свой адрес очередной бред про чистенького наивного мальчика и грязную шлюху, которая ему изменяет.
Больно. Хоть и знал, что так будет, но к обиде подготовиться нельзя, всё равно больно и неприятно.
Всю ночь плакал, утром выглядел так, что хоронить впору. Неделю уговаривал Его вернуться. Не вернулся.
Лекарства не принимаю — не хочу без него жить.
* * *
Весна. Цветочки. Аллергия.
Наплевать на всё. Трой, с теперь уже невестой, подали заявление. Я так за них рад!
И за себя — Он вернулся. Две недели живёт у меня, называет квартиру домом.
Я в эйфории. Люблю его…
* * *
Он завязал с наркотой. Всё проходит очень тяжело. Пару раз делал гемодиализ, дома срывается на меня. Терплю. Главное — Он со мной. А ломку надо просто пережить…
* * *
Он пришёл обдолбанный, со свежими татуировками, приволок пару дилдо и, блядски улыбаясь, попросил его этим трахнуть, пока он будет мне отсасывать. Он ведь с двумя давно не был, а хочется.
Пока я в ужасе смотрел на него, послал меня нахуй, подарил мне дилдо и ушёл, хлопнув дверью. Ревел всю ночь. Мои надежды на счастливую жизнь пошли прахом. В Его уходе виню себя — что мне, сложно было трахнуть его этой дрянью? Нет, конечно… Я просто был немного в шоке оттого, что он сорвался, но это же не оправдание.
* * *
Уже две недели без Него. Дико скучаю.
* * *
Третья неделя. Он всё чаще стал попадаться мне на глаза, трахающимся с кем-то. Что-то это мне напоминает… Он тоже скучает по мне?
* * *
Точно, Он скучал. Вернулся ко мне. Я так рад. Троя рядом нет — скоро экзамены, да ещё у него свадьба летом. Так что Он — для меня всё! Люблю его.
Ходим вместе по клубам, гуляем, готовим. Вчера спалили пирог. Но всё равно, счистили горелую корку и съели — ведь он наш первый. Мне так с ним хорошо. Люблю Его.
Счастлив.
* * *
Ходили в кино. Чудесный фильм, правда, половину пропустил, пока целовал Его и кормил с пальцев попкорном. Он их потом облизал… что ж у него за язычок — я чуть там же не кончил.
Потом долго гуляли. Купили пятьдесят мелких шариков с гелием, и, смеясь, отпускали их по одному «на волю».
Люблю Его…
* * *
Экзамены пережил только благодаря Ему. К его ногам — целый мир. Снял все накопленные деньги, заказал тур на море, на двоих. Банально, знаю. Но он ведь так мечтал…
Ему пока не говорил, сделаю сюрприз. Люблю его.
* * *
К Трою на свадьбу не попал — лежал в больнице. Тяжёлый приступ, врачи еле откачали. Не знаю только, зачем… после такого вряд ли проживу больше года, а очередь на операцию подойдёт ещё не скоро.
Он ушёл. Бросил меня. Уже в больнице, от Троя узнал, что у Него другой парень. Когда смог хотя бы встать на ноги, сбежал. Принимать лекарства не стал — так или иначе, всё решится сегодня. Сейчас переоденусь, заберу билеты и пойду искать Его. Если всё и вправду кончено — в больницу не вернусь. Всё равно без него жить не хочу.
___________________
Последние строчки дневника расплывались перед глазами. Он не сразу понял, что плачет, но, даже поняв, слёзы вытирать не стал. Он не знал… Боже, как же многого он не знал, не видел, не хотел замечать!
Тетрадка в однотонной обложке крепко прижата к груди, к рвущемуся от боли сердцу, сквозь стиснутые зубы прорывался горький вой, а перед глазами, не видящими из-за слёз, снова и снова прокручивался тот злополучный день:
«Он стоит в компании знакомых, обнимая «своего» парня — приятеля, согласившегося на время сыграть эту роль. Стыдно, что приходится врать, но по-другому нельзя. Слишком многое изменилось. Его настоящий парень сейчас в больнице, Трой сказал — на каком-то обследовании. Ладно, подождём, пока вернётся, ведь уже понятно, что без объяснений уйти не получится. Что же он наделал? Ведь с самого начала было понятно, что этот парнишка слишком чистая душа для него. Светлый, наивный и такой самоотверженный. Нельзя было даже связываться с таким, он сам слишком грязный, порочный, что у него могло быть общего с этим ангелочком?
Ангел должен любить такого, как он сам, кого-нибудь чистого, верного, без грязного прошлого и проблемного настоящего. Что он, не знал, как к нему относятся? Знал… Вот и не место грязной шлюхе, наркоману и отбросу общества рядом с приличным парнем. Незачем портить ему жизнь и репутацию, красть чужое, не принадлежащее ему, счастье. И пусть этого ангела придётся вырывать из души и сердца кровавыми кусками, пусть больно, но так надо. Такой парень ещё найдёт свою настоящую любовь, а ему пора обратно в своё дерьмо. Незачем было и выползать, только хуже всем сделал. Пусть его светлое чистое чудо будет счастливо, он это заслужил.
Тишина. Обернулся. Ангел, что, читает его мысли? Что же он такой бледный? Он медленно убивает его своей любовью. Ничего, потерпи, скоро тебе не будет так больно. Ты просто должен быть счастлив.
— Можно с тобой поговорить? Наедине.
— О чём?
— Пожалуйста…
— Не вижу смысла. Я и тогда сказал и сейчас повторю — всё кончено. Отвали от меня. Ну, что ты за мной бегаешь? Совсем гордости нет или никто не даёт, что ты к шлюхе полез?
— Для меня ты никогда таким не был…
— Да мне плевать, был-не был. Задрал ты меня уже! Что неясно? Отвали!
— Ты часто уходил, но всегда возвращался. Если хочешь, я буду тебя ждать, и тебе всегда-всегда будет куда вернуться.
Господи, ну что за глаза! Он чувствовал себя просто убийцей. Что ж ты творишь, ангел?!
— Да не надо меня ждать, задрал своей сопливой любовью! Как же я устал от тебя! Уходи, а? Ну, просто уйди, надоел…
Он закусил губу:
— Знаешь, ты сейчас такой… чужой… и если скажешь ещё раз «уходи», я же поверю. Я уйду. Совсем. Навсегда, ты понимаешь? Меня больше никогда не будет в твоей жизни. Только я очень тебя прошу, не отталкивай меня!
Больно… но Он всё уже решил:
— Уходи! Всё, вали нахуй! У-хо-ди!
В глазах ангела и Его сердце что-то одновременно погасло. Умерло.
Дрожащая рука протянула конверт:
— Это тебе. Мой последний подарок. Люблю Тебя…
Ангел прошёл всего с десяток шагов, и его тонкая фигурка опустилась на землю. Крики, безвольные руки в Его ладонях, звериный вой, рвущийся из груди, едкая горечь бессмысленной, безвозвратной потери, завывание «Скорой»…
Сказали, что ангел умер сразу, как упал — не выдержало измученное сердце. И только Он понимал, что умер парень гораздо раньше, после его неумолимого «уходи». Он убил его, своего ангела, единственного, кто любил, любил по-настоящему, отдавая всего себя. Любым.»
Бабочки расплылись перед глазами, в груди горело огнём, боль стекала по щекам на тетрадь и рубашку, в нагрудном кармане которой лежали истрёпанные билеты.
Мне ничего без тебя не нужно. Я не хочу без тебя жить.
Люблю Тебя…
URL записиТетрадь в однотонной обложке
Автор: madam Kara
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: м/м
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Драма, POV, Романтика, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, Смерть персонажа
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание:
Два человека. Два мира. Две судьбы.
Каждый имеет право на любовь?
Каждый имеет право на ошибку?
А что такое – любить?
И что такое – прощать?
Каждый отвечает сам. А что, если ответ неверный?
ПосвящениеПосвящается моему хорошему другу, моей музе, пинателю и вдохновителю

Публикация на других ресурсахГерои принадлежат мне и только мне.
Любые публикации категорически запрещены.
Примечания автора:
Отдельное спасибо Мистеру за коллаж с героями:
i077.radikal.ru/1109/51/cb65be651a30.jpg
Рассказ был написан за день внезапным приливом вдохновения, как очередная зарисовка про любовь…
странную, бессмысленную и беспощадную.
читать
Тетрадь в однотонной обложке
Он встал на пороге и осмотрелся. Не был здесь уже давно, но всё оставалось, как он помнил. Маленькая комната, можно даже сказать, крохотная, но в ней было тепло и по-домашнему уютно. Жёлтые обои с голубыми и нежно-сиреневыми бабочками, стол из светлого дерева с лампой в виде играющего котёнка, и везде: на книжных полках, на узеньком кресле-кровати, на полу — фотографии в ярких, вручную раскрашенных рамках и мягкие игрушки. Такая комната никак не могла принадлежать своему хозяину — девятнадцатилетнему парню-студенту технического университета. Но, тем не менее, это была его комната и очень ему подходила.
Сейчас, в отсутствие хозяина, комната казалась не такой солнечной, как обычно, а стоявшая вокруг тишина была не уютной, а тревожной, вопросительной.
Он подошёл к столу, зачем-то провёл рукой по гладкой светлой столешнице, включил лампу. Пластмассовый котёнок радостно засветился, приветствуя. Сев на шаткий табурет, потянулся рукой к нижнему ящику стола, доставая оттуда простую толстую тетрадь в однотонной обложке без рисунка. Он всегда знал, что она лежит там, но никогда не позволял себе в неё заглядывать, да и неинтересно ему было. Но сейчас откуда-то рождалась уверенность, что он не только имеет на это право, но и поступает абсолютно правильно. Он вздохнул, открыл тетрадь и начал читать:
* * *
Сегодня первый раз был в клубе. Интересно, но очень шумно и много народа. Поэтому не очень понравилось. Зато встретил Его. Такой красивый и так здорово танцует — глаз не оторвать. Кажется, все Его знают. Надо будет осторожно порасспрашивать.
* * *
На занятиях болтал с Троем. Хм… забавно, что даже преподаватели называют его этой кличкой. Имя не знают или не помнят, но скажи: «Трой» — и пол-универа дружно заулыбается. А остальная половина нахмурится, потому что в очередной раз попалась на его шуточки. Но никто не обижается, Трой — душа университета, вечный шутник и заводила, всё и всех знает, всё может. И мне кажется, что он выбрал меня своим другом. Я рад.
* * *
Болтали с Троем во дворе. Видел Его. Хмурый, брёл прямо по лужам в одном из этих своих странных комбинезонов. Жуткого болотного цвета, задница в нём казалась отвислой, ноги короткими, грудь впалой, да ещё и футболка «ушами» вылезала по бокам. Ужас какой-то. Но Ему почему-то шло…
Пользуясь случаем, спросил про него у Троя. Друг сморщился и посоветовал не связываться. Оказывается, Он — сынок богатенького папочки, отбившийся от рук, выгнанный из-за этого из дома, наркоман, да ещё и местная шлюха. Не верю. Есть в нём что-то, но разве шлюхи бывают такими?
* * *
Ночью был приступ. Плюс — быстро купировал, даже испугаться не успел. Минус — лекарства заканчиваются, опять надо к врачу. Надоело. Ну почему, почему у меня всё не как у людей?
* * *
Бывают. Шлюхи бывают разными. А Этот…
Был с Троем в клубе, ему там приглянулась одна. Красивая. Ну, я пожелал другу удачи, а сам решил свалить. Мешать Трою не хотел, а одному в клубе делать нечего, неинтересно…
Перед уходом зашёл в туалет. Вот честное слово, лучше бы я этого не делал. Это же не туалет, это клоака! Вонь режет глаза, грязь, кругом лужи понятного и не очень происхождения, стены расписаны похабщиной, на одной красно-коричневые разводы подсыхающей крови… И вот в таком месте, в своих тонких тряпочных, насквозь промокших кедах, прямо посреди очередной лужи, стоял Он. Согнувшись, со спущенными штанами, мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, рот широко открыт, глаза закачены почти под лоб… И в этот распахнутый рот, и между бесстыже раздвинутых ягодиц Его грубо имели два мужика явно старше его, такие же мокрые от пота, с мутными глазами, явно обдолбанные, как и Он, до полной невменяемости.
На меня и ещё парочку мужчин трио не обратило никакого внимания. Мне поплохело, я вылетел оттуда, как ошпаренный, чувствуя, как горят щёки, и зная, что эта картина ещё долго будет меня преследовать.
* * *
Ездили гулять. У Троя и его девушки всё хорошо. Это не та, из клуба, другая. Трой учится с ней в одной группе. Они так здорово смотрятся вместе…
С нами за городом были ещё две девушки и четверо парней из университета. Было весело, только, кажется, парням не очень понравилось, что я гей. Нет, мне ничего не сказали, но весь вечер сторонились. А вот девушки, наоборот, весь вечер липли с дурацкими вопросами и хихикали. Я даже от них устал.
Трой, посмотрев на меня, тихо пообещал, что больше их не позовёт. Мне было очень приятно, ради меня никто так раньше не поступал, но и немного страшно — не хочу, чтобы Трой из-за меня с кем-то ссорился.
* * *
Зачёты. Устал… и очень болит сердце. У врача был. Ничего утешительного — прописали новое лекарство, посмотрел в интернете — очень сильное. Всё так плохо? Мне всего девятнадцать… Я не хочу умирать! Почему всё так глупо и страшно?! Так, только не плакать. Нельзя! Пойду, чаю, что ли, попью…
* * *
Лекарство помогло. Чувствую себя совсем здоровым, и это так классно — уже месяц без единого приступа. Может, так я даже доживу до операции.
Он — как наваждение. Попадался мне на глаза просто везде. По случаю прохладной погоды сменил кеды на тяжёлые ботинки с кучей пряжек, а с боков комбинезона теперь торчит не только футболка, но и края толстовки.
Примечательно то, что при всём его неряшливом виде и кошмарном образе жизни, его одежда и обувь всегда чистые, а сам он выбрит, приятно пахнет, да и волосы, хоть и торчат во все стороны, выглядят ухоженными.
Но Он — просто шлюха мужского рода. Хотя, видя как он подставляется, мужиком его назвать сложно. Нет слов: за месяц только я сам раз шесть заставал Его в самых неподходящих местах с разными парнями и мужчинами то отсасывающим, то подставляющим тощий зад. Но и помимо моих наблюдений, слухов о нём ходит превеликое множество.
Как бы это не звучало, но он — просто шлюшка, давалка… Я ненавижу таких, как Он. Тогда почему я постоянно о нём думаю?!
* * *
Боже мой! У меня даже дрожат руки. Что я наделал?!
Нет, не могу. Надо успокоиться, напишу завтра…
Нет, всё-таки сегодня. Впечатления такие, что просто не могу держать это в себе!
Опять были в клубе, последний раз в этом месяце, ну, по крайней мере, я. Экзамены уже на носу, скоро пойдёт зачётная неделя, чую, будет не до развлечений. Чувствовал себя просто отлично, даже решился потанцевать. Правда, сначала расстроился, что Трой ушёл рано, но его девушка устроила им романтический вечер, так что друг пошёл наслаждаться, а я… я остался.
Первый раз за много времени мне было так хорошо даже одному, что я веселился от души, и даже чуть было не пропустил Его появление. А посмотреть там было на что. Вместо любимого комбеза, специально для клуба, Он натянул, не иначе, с мылом, жутко узкие джинсы с настолько заниженным поясом, что даже его почти плоская попа наполовину из них вылезала. На плечах, как на вешалке, болтался явно женский свитер с одним рукавом. Вместо второго была узкая лямка, спадающая с худющего плеча. На бледном лице абсолютно дико смотрелись вымазанные кое-как чёрной подводкой глаза, а весь этот странный прикид довершали его огромные сапоги, вообще никак не сочетаясь с одеждой.
Расхлябанные движения и стеклянный взгляд выдавали, что Он уже вконец обдолбан и мало что соображает. Но даже в таком состоянии его пластика потрясала. Узкая, какая-то хрупкая талия, не по-мужски широкие бёдра двигались под музыку быстрыми, но плавными и чувственными движениями. Только сейчас, наверно, я понял, что находили в этом распутном некрасивом парне его партнёры. Вот такой, обдолбанный, полураздетый, развратный — Он вызывал у меня только одно желание — врываться между этих потрескавшихся от постоянных отсосов губ или натянуть на уже болезненно ноющий член эту плоскую полуголую задницу и трахать, трахать и трахать до полного умопомрачения у обоих. Пишу и понимаю, что, наверно, сошёл с ума, потому что иначе я ничем свои действия объяснить не могу. Он пил мартини прямо из горлышка бутылки, кем-то любезно подсунутой, глаза его были закрыты, а по губам, подбородку, напряжённой шее текли прозрачные сладкие струйки. Он то жадно отхлёбывал, не прекращая извиваться под музыку, то размахивал уже полупустой бутылкой над головой, повинуясь жёсткому ритму. И был безумно сексуален для меня такой. Я не отрываясь смотрел на него, впитывая каждый жест, каждое движение, а потом, решившись, подошёл к бару, сделал заказ и с ним протолкался сквозь толпу к Нему.
Встав напротив, протянул ему вторую бутылку с мартини. Он глянул на меня расфокусированным взглядом, пьяно усмехнулся, взял и погладил кулаком с зажатой в нём бутылкой мою щёку:
— Чего надо?
Я осторожно провёл ладонями по его груди.
— Тебя…
— Ну, возьми… — заржал Он и потянулся ртом ко мне, как за поцелуем. И когда я уже чувствовал на своих губах его дыхание, Он снова засмеялся и на нас сверху по волосам, по лицу потекло чёртово мартини. Этот идиот опрокинул на нас обе бутылки… Я только успел зажмуриться, а потом, не думая, заставляя себя забыть, не думать о том, что регулярно бывает в его рту, прижался к его губам своими. Да, я псих! Ведь в ту минуту в моей голове не было ни единой мысли, я просто наслаждался вкусом сладких и липких губ той грязной шлюхи, которого до этого презирал, стоя у всех на виду в центре танцпола в луже алкоголя — и был счастлив.
— А ты забавный… — пробормотал Он мне в рот, когда я остановился на миг, чтобы перевести дыхание. — пойдём-ка…
Он потащил меня за руку в сторону туалетов, а я реально испугался. О, нет! Ни. За. Что. Перекрикивая музыку, я попытался доораться до него, объясняя, что в этот гадюшник ни за что не сунусь. Он сплюнул:
— Откуда ж ты такой чистенький взялся на мою голову? Ай, ладно.
Через какую-то подсобку и грязный коридор Он за руку протащил меня до заднего выхода, сдвинул засов, и мы оба буквально вывалились на улицу. Там у двери и остались.
Клуб окружали редкие жалкие кустики да пара деревьев, но в темноте нам было похрену, что нас может кто-то заметить. Когда его лицо было так близко, я видел, как от мартини его подводка на глазах потекла, превращая лицо в гротескную маску, но таким Он ещё больше мне нравился. Сам себе удивляясь, я, как одержимый, облизывал его губы, это лицо, путаясь пальцами в слипшихся прядях Его волос. Я тёрся об него всем телом, вжимая его спиной в стену и понемногу сходя с ума. Я мял и гладил Его везде, забираясь жадными пальцами под дурацкий свитер, а чужие пальцы уже пробрались в мою ширинку, поглаживая вставший член. В горле пересохло, я хотел его здесь и сейчас, немедленно, только вот что-то, какая-то неправильность в происходящем царапала сознание, не давая расслабиться полностью. Я понял, в чём дело, когда с трудом расстегнул его джинсики. Он был не возбуждён. Совсем. Да, он лизался со мной как психованный, он лез ко мне в штаны, и я в любой момент мог его трахнуть. Но Он меня не хотел, а просто давал воспользоваться своим телом.
Память услужливо подкинула несколько порнографических сценок с Его участием — ни на одной из них он возбуждён не был. Ни с кем. Я чуть не взвыл от непонимания: зачем? Зачем Он позволяет кому угодно себя трахать, если вообще не получает от этого никакого удовольствия?! В чём смысл? Но, чёрт возьми, пусть он просто шлюха, пусть привык к такому обращению, но Я себя перестал бы уважать, если моему партнёру со мной было плохо. Поэтому я, именно Я снова стал зацеловывать его губы, его тело… Я встал перед ним на колени, взяв его член в рот.
— Да ты охренел?! Придурок! — рявкнул Он, пытаясь меня отпихнуть. — Я тебе не целка, нехрен тут хернёй страдать. Давай, трахни меня по-быстрому, ты же этого хотел? И дуй домой, в постельку — чистеньким мальчикам нечего делать на улице так поздно.
Он говорил ещё что-то, но я, не слушая и не давая себя оттолкнуть, вспоминал всё искусство хорошего минета, просто заставляя его член потихоньку подниматься. И когда мягкая безвольная «тряпочка» превратилась в полноценный стояк, а у Него вырвался первый стон удовольствия, я был абсолютно доволен. И позволил себе развернуть его задницей, только когда Он окончательно «поплыл» от приятных ощущений.
Чёрт… даже сейчас, вспоминая, у меня встал. Стыдно… Но тогда мне было не стыдно, а только невероятно хорошо. Его задница была растрахана настолько, что ни в какой подготовке, конечно, не нуждалась, но вот отсутствие смазки меня на секунду смутило. Впрочем, Он так активно раздвинул руками ягодицы и так матерился, просто упрашивая меня не издеваться, а трахнуть наконец, что его такая мелочь явно не парила. Для очистки совести я всё-таки сплюнул пару раз и по такой импровизированной смазке легко вошёл в его тело. Смешно, но то ли я перевозбудился, то ли нервы сыграли со мной злую шутку, но кончить мне никак не удавалось. Он уже загнанно дышал, пот лил с него градом, он даже успел кончить и просто изредка хрипло постанывал, морщась от особенно сильных толчков. С таким трудом вызванное у него удовольствие уже ушло, я только делалЕмубольно, а так я не хотел, и поэтому развернул его и по-новой начал отсасывать, помогая вновь возбудиться. Он опирался на стену, запрокинув голову, и матерился сквозь зубы, но препятствовать не пытался. Я, словно не в себе, чуть ли не пытками заставил его член вновь подняться, а затем буквально сцарапал с его дрожащей ноги облепившую её джинсину и ботинок и, прижав Его собой к стене плотнее и задрав эту голую тощую ногу повыше, вновь вошёл в покорное тело. Это была какая-то одержимость, я буквально размазывал Его по стене, впечатываясь в него с размаху. Просунув между нашими телами руку, я дрочил горячий влажный член, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как от кайфа, от своих собственных стонов, от жуткого обезвоживания из-за наркоты, он попросту «улетал». Меня тащило от этого расфокусированного взгляда, от его дыхания, со свистом вылетающего из пересохших губ, и я смачивал их своей слюной, проводя по ним языком, зализывая эти ранки и трещинки. И когда Он, немыслимо выгнувшись в моих руках, кончил во второй раз, то от этого низкого, почти животного стона и закатившихся глаз меня, наконец, вынесло следом.
От дикой усталости и напряжения руки и ноги напоминали желе, но Ему было явно хуже. Поэтому, оставив этот сипящий полутруп на траве, я кое-как вполз обратно в клуб, застёгиваясь на ходу. Чудом добрёл до бара и потребовал две бутылки воды. Тут же выхлебав половину, побрёл обратно. Всю оставшуюся воду пришлось влить в Него. Он жадно напился, и, обозвав меня «грёбанным членороботом», отрубился окончательно. Наркота и секс сделали своё чёрное дело.
Подивившись его фантазии, и понимая, что врождённое человеколюбие не позволит оставить беспомощного торчка так, я с трудом отволок Его к себе. И вот сейчас он мило спит в моей постели, всё в том же грязном свитере и без штанов (я так и не смог натянуть их обратно, и, радуясь, что темно, волок Его домой полуголым), а я с ужасом думаю о том, что ждёт меня утром и пишу эти строки.
* * *
Две недели провёл в больнице. Никто не пришёл, даже Трой. Нет, друг хотя бы позвонил, но у него зачёты, романтика и любовь, тут не до меня, я понимаю… Самое смешное, что я так и не узнал, что скажет мне Он утром — ночью от нервной и физической нагрузки снова был приступ, и я так и уехал в больницу, оставив Его спокойно спать. Трой обещал заглянуть, проверить, всё ли в порядке, но заходил или нет — не знаю.
Хотя в квартире всё хорошо, порядок, и даже кровать аккуратно заправлена. Всё на местах, ничего не тронуто — Он оказался вполне приличным парнем.
Ладно, завтра в универ, пойду спать…
* * *
Трой, балбес, не рассчитал и устроил в универе переполох. В этот раз шутка оказалась неудачной. Бывает, конечно, но теперь Троя отстранили от занятий на неделю. Так жаль — без него скучно.
Видел Его — он меня даже не узнал. Похоже, что был так обдолбан тогда, что и не помнит, с кем трахался. Ну, или Ему всё равно…
Уже месяц почти прошёл, а я… Я не могу его забыть. Боже, помоги мне не наделать глупостей!
* * *
Я — идиот!
Я подошёл к Нему и предложил встречаться. Как он ржал…
А потом сказал, что ни с кем по два раза не трахается и ушёл. И ведь вроде мне должно быть обидно, что меня отшили, а я радовался, как идиот.
Он меня помнит!
* * *
Троя всё ещё нет, а я, пользуясь тем, что мне разрешили сдать пропущенные зачёты позже, продолжаю делать глупости.
Он сделал себе пирсинг. А я смотрю на его проколотую бровь, переносицу и губы, вспоминаю ощущение его тела в моих руках и эти закатившиеся от кайфа глаза — и хочу Его. Хочу, как никогда и никого. Хочу не просто трахнуть — сделать своим, только своим. Постоянно слежу за ним, а Он, видя это, похабно улыбается и трахается со всеми подряд на моих глазах. Словно назло. А мне почти не обидно. Назло — значит, видит, выделяет меня из толпы. Значит, у меня есть шанс.
* * *
Вернулся Трой. Вставил мне на место мозги, только вот, похоже, уже поздно. Я уже успел влюбиться. Я действительно люблю Его. Люблю этого развратного беспринципного парня, и мне всё равно, что уже весь университет из-за этого надо мной потешается. Он растрепал, думал, я обижусь, отступлюсь…
Ну уж нет. Ему плохо и одиноко одному. Такому. Не от хорошей жизни он подставляется под каждого, кто попросит. Ну, да, я, наверно, идеалист, и всё не совсем так, но мне правда хочется, чтобы Ему было хорошо.
* * *
Зачёты. Экзамены. Холодно.
Без лекарств уже никуда. Безуспешно борюсь с депрессией, устал…
От всего устал. Не хочу бороться, не хочу жить…
Застал Его за очередным минетом. Он хитро и нагло косился на меня, демонстративно облизываясь. Мне даже кажется, что Он знает расписание всех моих пар и подгадывает специально, чтобы попасться мне на глаза. Я отвернулся, а этот, с губами, блестящими от чужой спермы, подошёл ко мне и встал напротив:
— Что, любишь меня?
Я как-то безразлично пожал плечами:
— Люблю…
— И вот такого любишь?
— И такого…
Глянцевые губы сложились в ехидную усмешку:
— Что ж ты тогда стоишь? Вот же он я. Может, поцелуешь любимого? Такого?
Рядом с нами стало тихо. Так тихо, что слышно было только грохот моего сердца, отдававшийся в ушах.
А Ты ждал… С сумасшедшими глазами ждал, что я, такой «чистенький», тебя оттолкну. Как и все, откажусь от тебя. Ты сам считал себя «грязным» и бросал мне этим вызов, не понимая одного — для меня Ты никогда грязным не был. Я действительно любил тебя. Любого. И если Ты мог без брезгливости и отвращения ощущать чужой вкус на своих губах, то почему я не могу?
— Люблю тебя… — шепнул перед тем, как накрыть его губы своими. Общий вздох прокатился по длинному коридору, кто-то громко выкрикнул: «Фу-у!».
А мне было всё равно. Я целовал этот горячий нежный рот, ласково обнимая податливое от изумления тело. А потом Он пришёл в себя, оттолкнул меня и сбежал.
Вездесущий Трой сказал, что видел, как Он плакал под лестницей. Не верю: никто и никогда не видел Его плачущим.
Только благодаря поддержке Троя изгоем я не стал. На меня косились, конечно, но не игнорировали и не задирали.
А Он… Его больше нет для меня. Нигде. На занятия он ходит, но не на все и не регулярно, и больше вообще не попадается мне на глаза. Я же говорил, что Он знает моё расписание…
* * *
Экзамены сдал. Чудом, не иначе… Голова вместо знаний забита только мыслями о Нём. Несмотря на лекарства, сердце болит всё чаще. И смысл их принимать?
* * *
Чуть не плачу. От счастья.
Трой пригласил на каникулы к нему в гости. Как хорошо, что я не поехал!!
Он пришёл. Сам. Вообще, эта неделя счастливейшая в моей жизни. Всю неделю без лекарств, а сердце — как часы. Это от радости. Наверняка.
Два дня вообще не выпускал Его из рук и кровати. На его и так синюшной коже видны все вены, под глазами чёрные круги, губы потрескавшиеся, тело в синяках от засосов… Чувствую себя монстром. Но Он для меня и такой самый красивый.
Потом мы гуляли, отдыхали, снова трахались как одержимые. Хотя почему «как»? Я и есть одержимый. Одержим Им. Не отпущу. Теперь — ни за что.
P.S.
Новый год провели вместе. Может, у нас и вправду всё будет хорошо?
* * *
Больно… Как же мне больно! Он пропал. Два дня уже ни слуху, ни духу. Искал везде, но никто Его не видел и ничего не знает. Реву.
Неужели не вернётся?
* * *
Его не было три дня. Спасибо Трою, что был рядом, не дал умереть, причём в самом прямом смысле, от беспокойства.
Он вернулся на четвёртый, затраханный, до беспамятства обдолбанный и чуть ли не с порога трахнул меня. Жёстко и насухую. Болит адски. Больно не то что сидеть или стоять — дышать. Свой первый раз я представлял себе не так. И болеутоляющее нельзя — не сочетается с сердечным.
* * *
Наркота Его убивает. Он, с передозом, в больницу, я, переволновавшись, туда же. Его прокапали, сделали чистку крови. Мне — очередная доза убойных сердечно-сосудистых и категорический запрет волноваться. А как с ним иначе?
* * *
У Троя и Него день рождения в один день. Трой нас пригласил, но Он не согласен. Он вообще хочет уехать. Один. Куда — не говорит. Я волнуюсь.
* * *
Был у Троя, помогал готовить вечеринку. Он — сбежал без объяснений, неизвестно куда. Плакать нельзя — стало плохо. Лекарство помогло, но пришлось перепуганному Трою рассказать о болезни. Он и так уже удивляется, что я часто болею.
Вечеринка шикарная. Был, без преувеличения, весь универ. Веселье било ключом, даже тревога за Него на время отпустила.
* * *
Зачёты не сдал — учиться не мог. Он приехал, но ко мне даже не подошёл. Поймал Его в университете, услышал в свой адрес очередной бред про чистенького наивного мальчика и грязную шлюху, которая ему изменяет.
Больно. Хоть и знал, что так будет, но к обиде подготовиться нельзя, всё равно больно и неприятно.
Всю ночь плакал, утром выглядел так, что хоронить впору. Неделю уговаривал Его вернуться. Не вернулся.
Лекарства не принимаю — не хочу без него жить.
* * *
Весна. Цветочки. Аллергия.
Наплевать на всё. Трой, с теперь уже невестой, подали заявление. Я так за них рад!
И за себя — Он вернулся. Две недели живёт у меня, называет квартиру домом.
Я в эйфории. Люблю его…
* * *
Он завязал с наркотой. Всё проходит очень тяжело. Пару раз делал гемодиализ, дома срывается на меня. Терплю. Главное — Он со мной. А ломку надо просто пережить…
* * *
Он пришёл обдолбанный, со свежими татуировками, приволок пару дилдо и, блядски улыбаясь, попросил его этим трахнуть, пока он будет мне отсасывать. Он ведь с двумя давно не был, а хочется.
Пока я в ужасе смотрел на него, послал меня нахуй, подарил мне дилдо и ушёл, хлопнув дверью. Ревел всю ночь. Мои надежды на счастливую жизнь пошли прахом. В Его уходе виню себя — что мне, сложно было трахнуть его этой дрянью? Нет, конечно… Я просто был немного в шоке оттого, что он сорвался, но это же не оправдание.
* * *
Уже две недели без Него. Дико скучаю.
* * *
Третья неделя. Он всё чаще стал попадаться мне на глаза, трахающимся с кем-то. Что-то это мне напоминает… Он тоже скучает по мне?
* * *
Точно, Он скучал. Вернулся ко мне. Я так рад. Троя рядом нет — скоро экзамены, да ещё у него свадьба летом. Так что Он — для меня всё! Люблю его.
Ходим вместе по клубам, гуляем, готовим. Вчера спалили пирог. Но всё равно, счистили горелую корку и съели — ведь он наш первый. Мне так с ним хорошо. Люблю Его.
Счастлив.
* * *
Ходили в кино. Чудесный фильм, правда, половину пропустил, пока целовал Его и кормил с пальцев попкорном. Он их потом облизал… что ж у него за язычок — я чуть там же не кончил.
Потом долго гуляли. Купили пятьдесят мелких шариков с гелием, и, смеясь, отпускали их по одному «на волю».
Люблю Его…
* * *
Экзамены пережил только благодаря Ему. К его ногам — целый мир. Снял все накопленные деньги, заказал тур на море, на двоих. Банально, знаю. Но он ведь так мечтал…
Ему пока не говорил, сделаю сюрприз. Люблю его.
* * *
К Трою на свадьбу не попал — лежал в больнице. Тяжёлый приступ, врачи еле откачали. Не знаю только, зачем… после такого вряд ли проживу больше года, а очередь на операцию подойдёт ещё не скоро.
Он ушёл. Бросил меня. Уже в больнице, от Троя узнал, что у Него другой парень. Когда смог хотя бы встать на ноги, сбежал. Принимать лекарства не стал — так или иначе, всё решится сегодня. Сейчас переоденусь, заберу билеты и пойду искать Его. Если всё и вправду кончено — в больницу не вернусь. Всё равно без него жить не хочу.
___________________
Последние строчки дневника расплывались перед глазами. Он не сразу понял, что плачет, но, даже поняв, слёзы вытирать не стал. Он не знал… Боже, как же многого он не знал, не видел, не хотел замечать!
Тетрадка в однотонной обложке крепко прижата к груди, к рвущемуся от боли сердцу, сквозь стиснутые зубы прорывался горький вой, а перед глазами, не видящими из-за слёз, снова и снова прокручивался тот злополучный день:
«Он стоит в компании знакомых, обнимая «своего» парня — приятеля, согласившегося на время сыграть эту роль. Стыдно, что приходится врать, но по-другому нельзя. Слишком многое изменилось. Его настоящий парень сейчас в больнице, Трой сказал — на каком-то обследовании. Ладно, подождём, пока вернётся, ведь уже понятно, что без объяснений уйти не получится. Что же он наделал? Ведь с самого начала было понятно, что этот парнишка слишком чистая душа для него. Светлый, наивный и такой самоотверженный. Нельзя было даже связываться с таким, он сам слишком грязный, порочный, что у него могло быть общего с этим ангелочком?
Ангел должен любить такого, как он сам, кого-нибудь чистого, верного, без грязного прошлого и проблемного настоящего. Что он, не знал, как к нему относятся? Знал… Вот и не место грязной шлюхе, наркоману и отбросу общества рядом с приличным парнем. Незачем портить ему жизнь и репутацию, красть чужое, не принадлежащее ему, счастье. И пусть этого ангела придётся вырывать из души и сердца кровавыми кусками, пусть больно, но так надо. Такой парень ещё найдёт свою настоящую любовь, а ему пора обратно в своё дерьмо. Незачем было и выползать, только хуже всем сделал. Пусть его светлое чистое чудо будет счастливо, он это заслужил.
Тишина. Обернулся. Ангел, что, читает его мысли? Что же он такой бледный? Он медленно убивает его своей любовью. Ничего, потерпи, скоро тебе не будет так больно. Ты просто должен быть счастлив.
— Можно с тобой поговорить? Наедине.
— О чём?
— Пожалуйста…
— Не вижу смысла. Я и тогда сказал и сейчас повторю — всё кончено. Отвали от меня. Ну, что ты за мной бегаешь? Совсем гордости нет или никто не даёт, что ты к шлюхе полез?
— Для меня ты никогда таким не был…
— Да мне плевать, был-не был. Задрал ты меня уже! Что неясно? Отвали!
— Ты часто уходил, но всегда возвращался. Если хочешь, я буду тебя ждать, и тебе всегда-всегда будет куда вернуться.
Господи, ну что за глаза! Он чувствовал себя просто убийцей. Что ж ты творишь, ангел?!
— Да не надо меня ждать, задрал своей сопливой любовью! Как же я устал от тебя! Уходи, а? Ну, просто уйди, надоел…
Он закусил губу:
— Знаешь, ты сейчас такой… чужой… и если скажешь ещё раз «уходи», я же поверю. Я уйду. Совсем. Навсегда, ты понимаешь? Меня больше никогда не будет в твоей жизни. Только я очень тебя прошу, не отталкивай меня!
Больно… но Он всё уже решил:
— Уходи! Всё, вали нахуй! У-хо-ди!
В глазах ангела и Его сердце что-то одновременно погасло. Умерло.
Дрожащая рука протянула конверт:
— Это тебе. Мой последний подарок. Люблю Тебя…
Ангел прошёл всего с десяток шагов, и его тонкая фигурка опустилась на землю. Крики, безвольные руки в Его ладонях, звериный вой, рвущийся из груди, едкая горечь бессмысленной, безвозвратной потери, завывание «Скорой»…
Сказали, что ангел умер сразу, как упал — не выдержало измученное сердце. И только Он понимал, что умер парень гораздо раньше, после его неумолимого «уходи». Он убил его, своего ангела, единственного, кто любил, любил по-настоящему, отдавая всего себя. Любым.»
Бабочки расплылись перед глазами, в груди горело огнём, боль стекала по щекам на тетрадь и рубашку, в нагрудном кармане которой лежали истрёпанные билеты.
Мне ничего без тебя не нужно. Я не хочу без тебя жить.
Люблю Тебя…
@темы: "грусть", "любимое чтиво", "о любви,даже такой"